Se tient la basilique – et joyeuse, première
Comme Adam, l’impondérable voûte croisée
Vient jouer de ses muscles et tendre ses nerfs.
Mais pourtant l’extérieur trahit son plan secret :
Les arcs-boutants puissants ont voulu être sûrs
Que le bélier de la voûte soit sans effet
Et la lourde masse n’écrase pas les murs.
Spontané labyrinthe, impensable forêt,
Abîme rationnel de l’âme si gothique,
Force de l’Égypte et chrétienne humilité,
Près du roseau le chêne, et l’aplomb – roi unique.
Mais plus j’examinais ton bastion, Notre-Dame,
Tes côtes monstrueuses et jamais domptées,
Plus je pensais : dans la pesanteur qui nous damne
Je saurai à mon tour créer de la beauté !
*
Где римский судия судил чужой народ,
Стоит базилика,- и, радостный и первый,
Как некогда Адам, распластывая нервы,
Играет мышцами крестовый легкий свод.
Но выдает себя снаружи тайный план:
Здесь позаботилась подпружных арок сила,
Чтоб масса грузная стены не сокрушила,
И свода дерзкого бездействует таран.
Стихийный лабиринт, непостижимый лес,
Души готической рассудочная пропасть,
Египетская мощь и христианства робость,
С тростинкой рядом – дуб, и всюду царь – отвес.
Но чем внимательней, твердыня NotreDame,
Я изучал твои чудовищные ребра,
Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь прекрасное создам.
*
Here where barbarians knelt in Roman court
Stands the basilica: original
As joyous Adam, stretching nerves, the tall
Groined archway bunches muscle as for sport.
But things outside betray the secret plan:
A pact of arch and buttress here forestalls
The heavy mass from flattening the walls
In deadlock with the bold vault’s battering ram.
A well-turned maze. Primeval wood and stone.
The Gothic spirit’s rational abyss.
Egyptian brawn and Christian timidness.
Reed next to oak. The plumb-line takes the throne.
But, stronghold Notre Dame, the more acutely
I studied your great ribs’ monstrosity,
The more I thought: a time shall come for me
To likewise make grim bulk a thing of beauty.
1912
***
Ossip Mandelstam (1891-1938) – (La) Pierre (1906-1915)